Фрагмент 1: (9)Есть такой простой обычай — с шапкой по кругу — тут рядом сотни и сотни людей, если бы каждый дал хотя бы по рублю... (10)Но все вокруг сочувственно смотрели на кричащую женщину, и никто не сдвинулся с места.

Фрагмент 2:(11)Нина позвала мальчика постарше, порылась в сумочке, вытащила сотенную бумажку, сунула ему в руку: «Отдай бабушке...» (12)И быстро пошла, чтобы не видеть его заплаканного лица и костлявого кулачка, зажавшего деньги.

(1)На перроне было холодно, опять сыпалась крупка, Нина прошлась притопывая, подышала на руки. (2)Кончались продукты, ей хотелось хоть чего-нибудь купить, но на станции ничего не продавали, и она решилась добраться до вокзала.

(3)Вокзал был забит людьми, сидели на чемоданах, узлах и просто на полу, разложив снедь, завтракали. (4)Плакали дети, усталые женщины суетились возле них, успокаивали. (5)Нина вышла на привокзальную площадь, густо усеянную пёстрыми пятнами пальто, шубок, узлов; здесь тоже сидели и лежали люди целыми семьями, некоторым посчастливилось занять скамейки, другие устроились прямо на асфальте, расстелив одеяла, плащи, газеты... (6)В этой гуще людей, в этой безнадёжности она почувствовала себя почти счастливой — всё же я еду, знаю куда и к кому, а всех этих людей война гонит в неизвестное, и, сколько им тут ещё сидеть, они и сами не знают.

(7)Вдруг закричала старая женщина, её обокрали, возле неё стояли двое мальчиков и плакали, милиционер что-то сердито говорил ей, держал за руку, а она вырывалась и кричала. (8)У Нины подступили слёзы — как же она теперь с детьми без денег, неужели ничем нельзя помочь? (9)Есть такой простой обычай — с шапкой по кругу — тут рядом сотни и сотни людей, если бы каждый дал хотя бы по рублю... (10)Но все вокруг сочувственно смотрели на кричащую женщину, и никто не сдвинулся с места.

(11)Нина позвала мальчика постарше, порылась в сумочке, вытащила сотенную бумажку, сунула ему в руку: «Отдай бабушке...» (12)И быстро пошла, чтобы не видеть его заплаканного лица и костлявого кулачка, зажавшего деньги. (13)У неё ещё оставалось из тех денег, что дал отец.

(14)Пятьсот рублей — ничего, хватит.

(15)У какой-то женщины из местных она спросила, далеко ли базар. (16)Оказалось, если ехать трамваем, одна остановка, но Нина соскучилась по движению, по ходьбе, пошла пешком.

(17)Рынок был совсем пустой, только под навесом стояли три толсто одетые тётки: перед одной возвышалось эмалированное ведро с мочёными яблоками, другая торговала картошкой, третья продавала семечки.

(18)Она купила два стакана семечек и десяток яблок, тут же, у прилавка, с жадностью съела одно, чувствуя, как блаженно заполняется рот остро-сладким соком.

(19)Вдруг услышала перестук колёс и испугалась, что это уходит её поезд, прибавила шагу.

(20)Той старухи с детьми на привокзальной площади уже не было, наверно, её куда-то отвели, в какое-нибудь учреждение, где помогут, — ей хотелось так думать, так было спокойнее: верить в незыблемую справедливость мира.

(21)Она бродила по перрону, щелкая семечки, собирая шелуху в кулак, обошла обшарпанное одноэтажное здание вокзала, его стены были оклеены бумажками-объявлениями, писанными разными почерками, разными чернилами, приклеенными хлебным мякишем, клеем, смолой и ещё Бог знает чем. (22) «Разыскиваю семью Клименковых из Витебска, знающих прошу сообщить по адресу...» (23) «Кто знает местопребывание моего отца Сергеева Николая Сергеевича, прошу известить...» (24)Десятки бумажек, а сверху прямо по стене углём: «Валя, мамы в Пензе нет, еду дальше. Лида».

(25)Это было знакомо и привычно, на каждой станции Нина читала такие объявления, похожие на крики отчаяния, и всегда сердце сжималось от боли и жалости, особенно тогда, когда читала о потерянных детях. (26)Читая такие объявления, она представляла себе колесящих по стране, идущих пешком, мечущихся по городам, скитающихся по дорогам людей, разыскивающих близких — родную каплю в человеческом океане, — и думала, что не только смертями страшна война, она страшна и разлуками!

(27)Сейчас Нина вспоминала всех, с кем разлучила её война: отца, Виктора, Марусю, мальчишек с её курса... (28)Неужели это не во сне — забитые вокзалы, плачущие женщины, пустые базары, и я куда-то еду... (29)В незнакомый, чужой город. (30)Зачем? (31)3ачем?

(по М.В. Глушко)
Мария Васильевна Глушко (род. в 1922 г.) — советская писательница, сценарист.

(1)На Галицкой площади был огромнейший рынок. (2)Как раз в том месте площади, где кончался Бибиковский бульвар, был построен ряд новых деревянных лавок. (3)Одна из этих лавок была дяди Володина. (4)Торговля в этой лавке велась дёгтем, колёсной мазью, мелом для побелки стен — в общем, всем, что могло понадобиться крестьянам, привозившим на рынок продукты своего хозяйства. (5)Кроме того, торговали древесным углём, употреблявшимся в те времена повсеместно для жаровен и самоваров.

(6)Держать уголь в лавке было нельзя, так как он всё вокруг пачкал. (7)Весь запас этого товара хранился в специальном амбаре. (8)Было, однако, хлопотно каждый раз закрывать лавку и отправляться с покупателем в амбар, чтобы отпустить уголь. (9)Поэтому дядя Володя придумал, чтоб на время летних каникул мы с братом по очереди сидели в амбаре и отпускали покупателям уголь.

(10)Этот амбар — огромнейший погреб, то есть наполовину врытый в землю сарай с серым цементным полом и потолком и такими же цементными стенами. (11) В этом бункере имелось лишь одно крошечное, забранное железной решёткой окно, к тому же находилось оно не на обычном уровне, как в домах, а высоко под потолком, как это делается в тюрьмах. (12)Кроме маленького кусочка неба, в это окно ничего не было видно.

(13)Особенно тягостными были для меня первые дни сидения в этом угольном каземате. (14)Покупатели являлись нечасто, поэтому скучать приходилось главным образом в одиночестве. (15)Сидя на стуле, я глядел на кучу угля, над которой в серебристой полоске солнечного луча, падавшего из окна, танцевали мириады угольных пылинок.

(16)Когда глаза мои полностью освоились с царившим вокруг полумраком, моё внимание привлекла лежавшая в одном из тёмных углов подвала куча того, что теперь называют макулатурой. (17)Здесь были старые газеты, журналы, непереплетённые книжки собраний сочинений разных писателей. (18)По мере надобности дядя Володя брал из этой кучи бумагу и относил её в лавку для завёртывания покупок.

(19)Как только эта куча попалась мне на глаза, я принялся читать книгу за книгой и в сравнительно небольшой срок прочитал полные собрания сочинений Гауптмана, Ибсена, Гамсуна, Метерлинка и ничего или почти ничего в них не понял.

(20)Однажды, роясь в куче бумажного хлама, я вытащил какую-то старую, истрёпанную книжонку, в которой листочки еле держались, а некоторые и вовсе были оторваны. (21)Обложка истёрлась до такой степени, что мне с трудом удалось прочитать название. (22)Это были сказки Ганса Христиана Андерсена. (23)Я хотел эту книжку тут же бросить обратно в кучу, но подумал: если она так сильно потрёпана, то это потому, должно быть, что её читали многие люди, а раз так, то, наверное, она интересная. (24)Я начал эту книгу читать и уже не мог от неё оторваться. (25)Хотя я уже знал в то время, что сказки — это неправда, мне казалось, что в этих сказках изображена самая настоящая, самая доподлинная жизнь.

(26)Особенно сильное впечатление произвела на меня в этой книжке история, которая называлась «Гадкий утёнок». (27)Я очень сочувствовал бедному утёнку, потому что мне самому приходилось в жизни терпеть много обид: и от страшной собаки, и от бешеного Стёпки-растрёпки, и от ребятишек, которые дразнили меня, и от насмешливых покупателей. (28)Кроме того, мне пришлось остаться в подготовительном классе на второй год, и меня всё время сверлила мысль, что, как только окончится лето, я снова пойду в школу и все ребята, с которыми я учился в прошлом году, будут подходить ко мне и с презрением говорить: «Эх, ты! (29)Остался на второй год! (30)Мы теперь будем первоклассники, потому что мы умнее! (31)А ты глупый! (32)Ты глупый гадкий утёнок, вот ты кто!»

(По Н.Н. Носову)
Николай Николаевич Носов (1908–1976) — писатель-прозаик, драматург, киносценарист.

(1)Семьдесят лет прожито, а ругать себя не перестаю. (2)Ну что мне стоило, пока живы были родители, расспросить их обо всём, вес подробно записать! (3)Но нет, не записывала. (4)Да и слушала-то невнимательно, так, как в основном и слушают родителей их дети. (5)К тому же ни мама, ни папа не любили возвращаться к прожитому и пережитому в войну. (6)Но временами... (7)Когда гости приходили, когда настроение повспоминать нападало и так — ни с того ни с сего... (8)Ну, например, приходит мама от соседки, Антонины Карповны, и говорит:
— Вспомнилось мне вдруг, как я из-под Луги из окружения к своим пробивалась, а Карповна восклицает: «Галина, ты у нас ненайденный герой!»

(9)К началу войны маме было восемнадцать лет. (10)Она была фельдшером, сельским врачом. (11) В то время папе было двадцать четыре года. (12)Он был лётчиком гражданской авиации. (13)Познакомились и полюбили они друг друга в Вологде. (14)Мама была хорошенькой, живой и весёлой. (15)Папа был мужественно- красивым, надёжным и основательным.

(16)Профессия лётчика до войны относилась к романтическим профессиям. (17)Авиация тогда «становилась на крыло». (18)Люди, причастные к этому становлению, сразу попадали в разряд избранных. (19)Ещё бы: не каждому дано обживать небеса. (20)О вольностях, которые позволяли себе пилоты тех времен, напомнит, например, пролёт Чкалова под Троицким мостом в Ленинграде. (21)Правда, историки считают, что это придумали киношники для фильма. (22)Но легенды легендами, а мой папа абсолютно точно пролетал «на бреющем» над крышей маминого дома. (23)Чем и покорил маму окончательно.

(24)В первый же день войны, как военнообязанные, и папа, и мама надели военную форму. (25)Оба были отправлены на Ленинградский фронт. (26)Мама — с госпиталем, папа — в авиаполк. (27)Начинали войну на У-2. (28)Никакого серьёзного оснащения на самолётах не было, даже радиосвязи. (29)Но ведь воевали!

(30)Однажды, когда папа во главе эскадрильи этих двухместных самолётов возвращался с задания, он увидел внизу, на шоссе, ведущем в Ленинград, сломанный санитарный автобус. (31)Возле него возился водитель, пытаясь устранить поломку. (32)И отчаянно махала кофтой нашим самолётам медсестричка. (33)И сверху папа увидел, что по этому же шоссе и тоже в сторону города движется колонна немцев. (34)И вот-вот автобус с ранеными, с шофёром и медсестрой окажется у них на пути. (35)Исход такой встречи был предрешён.

— (36)Знаешь, я сразу о Гале подумал. (37)На месте этой сестрички могла быть и она. (38)И тогда я просигналил крыльями команду: «Делай, как я» — и пошёл на посадку перед автобусом. (39)Когда приземлились и пересчитали людей, оказалось, что всех не забрать, что трое остаются за бортом. (40)Я прикинул мощность машин и в некоторые распределил не по одному, а по два человека. (41)И один из лётчиков закричал тогда: «Командир, хочешь, чтобы я гробанулся! (42)Не полечу с двумя! (43)Себе-то одного посадил...» (44)Я-то знал, что его машина надёжнее, но спорить не стал, некогда было спорить. (45)Говорю: «Полечу на твоей, а ты бери мою машину».

(46)Вообще-то вся эта история кажется специально придуманной для кино, для непременного использования параллельного монтажа, чтобы ещё больше накалить страсти. (47)Вот раненые с трудом карабкаются по фюзеляжу в кабину, а колонна фрицев марширует уже в пределах видимости, а вот взлетает в небо первый наш самолёт с раненым, и немец готовит свой «шмайссер» к стрельбе... (48)Ну, и так далее... (49)И в реальной жизни, когда взлетал последний лётчик, фашисты действительно открыли стрельбу... (50)А потом об этом случае писали в газете, но беспечная наша семья, конечно, её не сохранила.

(51)Эти мои заметки я пишу сейчас не только для того, чтобы, пусть и запоздало, признаться в любви к своим прожившим очень нелёгкую, но такую честную жизнь родителям. (52)Были миллионы других таких же советских людей, которые одолели фашизм и не потеряли человеческого лица. (53)И я очень не хочу, чтобы они были забыты.

(по Н.Н.Никитайской)
Наталия Николаевна Никитайская (род. в 1943 г.) — русская советская и российская театровед, прозаик, поэтесса.

(1)На Галицкой площади был огромнейший рынок. (2)Как раз в том месте площади, где кончался Бибиковский бульвар, был построен ряд новых деревянных лавок. (3)Одна из этих лавок была дяди Володина. (4)Торговля в этой лавке велась дёгтем, колёсной мазью, мелом для побелки стен — в общем, всем, что могло понадобиться крестьянам, привозившим на рынок продукты своего хозяйства. (5)Кроме того, торговали древесным углём, употреблявшимся в те времена повсеместно для жаровен и самоваров.

(6)Держать уголь в лавке было нельзя, так как он всё вокруг пачкал. (7)Весь запас этого товара хранился в специальном амбаре. (8)Было, однако, хлопотно каждый раз закрывать лавку и отправляться с покупателем в амбар, чтобы отпустить уголь. (9)Поэтому дядя Володя придумал, чтоб на время летних каникул мы с братом по очереди сидели в амбаре и отпускали покупателям уголь.

(10)Этот амбар — огромнейший погреб, то есть наполовину врытый в землю сарай с серым цементным полом и потолком и такими же цементными стенами. (11) В этом бункере имелось лишь одно крошечное, забранное железной решёткой окно, к тому же находилось оно не на обычном уровне, как в домах, а высоко под потолком, как это делается в тюрьмах. (12)Кроме маленького кусочка неба, в это окно ничего не было видно.

(13)Особенно тягостными были для меня первые дни сидения в этом угольном каземате. (14)Покупатели являлись нечасто, поэтому скучать приходилось главным образом в одиночестве. (15)Сидя на стуле, я глядел на кучу угля, над которой в серебристой полоске солнечного луча, падавшего из окна, танцевали мириады угольных пылинок.

(16)Когда глаза мои полностью освоились с царившим вокруг полумраком, моё внимание привлекла лежавшая в одном из тёмных углов подвала куча того, что теперь называют макулатурой. (17)Здесь были старые газеты, журналы, непереплетённые книжки собраний сочинений разных писателей. (18)По мере надобности дядя Володя брал из этой кучи бумагу и относил её в лавку для завёртывания покупок.

(19)Как только эта куча попалась мне на глаза, я принялся читать книгу за книгой и в сравнительно небольшой срок прочитал полные собрания сочинений Гауптмана, Ибсена, Гамсуна, Метерлинка и ничего или почти ничего в них не понял.

(20)Однажды, роясь в куче бумажного хлама, я вытащил какую-то старую, истрёпанную книжонку, в которой листочки еле держались, а некоторые и вовсе были оторваны. (21)Обложка истёрлась до такой степени, что мне с трудом удалось прочитать название. (22)Это были сказки Ганса Христиана Андерсена. (23) Я хотел эту книжку тут же бросить обратно в кучу, но подумал: если она так сильно потрёпана, то это потому, должно быть, что её читали многие люди, а раз так, то, наверное, она интересная. (24) Я начал эту книгу читать и уже не мог от неё оторваться. (25)Хотя я уже знал в то время, что сказки — это неправда, мне казалось, что в этих сказках изображена самая настоящая, самая доподлинная жизнь.

(26)Особенно сильное впечатление произвела на меня в этой книжке история, которая называлась «Гадкий утёнок». (27) Я очень сочувствовал бедному утёнку, потому что мне самому приходилось в жизни терпеть много обид: и от страшной собаки, и от бешеного Стёпки-растрёпки, и от ребятишек, которые дразнили меня, и от насмешливых покупателей. (28)Кроме того, мне пришлось остаться в подготовительном классе на второй год, и меня всё время сверлила мысль, что, как только окончится лето, я снова пойду в школу и все ребята, с которыми я учился в прошлом году, будут подходить ко мне и с презрением говорить: «Эх, ты! (29)Остался на второй год! (30)Мы теперь будем первоклассники, потому что мы умнее! (31) А ты глупый! (32)Ты глупый гадкий утёнок, вот ты кто!»

(По Н.Н. Носову)
Николай Николаевич Носов (1908–1976) — писатель-прозаик, драматург, киносценарист.

(1)Семьдесят лет прожито, а ругать себя не перестаю. (2)Ну что мне стоило, пока живы были родители, расспросить их обо всём, вес подробно записать! (3)Но нет, не записывала. (4)Да и слушала-то невнимательно, так, как в основном и слушают родителей их дети. (5)К тому же ни мама, ни папа не любили возвращаться к прожитому и пережитому в войну. (6)Но временами... (7)Когда гости приходили, когда настроение повспоминать нападало и так — ни с того ни с сего... (8)Ну, например, приходит мама от соседки, Антонины Карповны, и говорит:
— Вспомнилось мне вдруг, как я из-под Луги из окружения к своим пробивалась, а Карповна восклицает: «Галина, ты у нас ненайденный герой!»

(9)К началу войны маме было восемнадцать лет. (10)Она была фельдшером, сельским врачом. (11) В то время папе было двадцать четыре года. (12)Он был лётчиком гражданской авиации. (13)Познакомились и полюбили они друг друга в Вологде. (14)Мама была хорошенькой, живой и весёлой. (15)Папа был мужественно- красивым, надёжным и основательным.

(16)Профессия лётчика до войны относилась к романтическим профессиям. (17)Авиация тогда «становилась на крыло». (18)Люди, причастные к этому становлению, сразу попадали в разряд избранных. (19)Ещё бы: не каждому дано обживать небеса. (20)О вольностях, которые позволяли себе пилоты тех времен, напомнит, например, пролёт Чкалова под Троицким мостом в Ленинграде. (21)Правда, историки считают, что это придумали киношники для фильма. (22)Но легенды легендами, а мой папа абсолютно точно пролетал «на бреющем» над крышей маминого дома. (23)Чем и покорил маму окончательно.

(24)В первый же день войны, как военнообязанные, и папа, и мама надели военную форму. (25)Оба были отправлены на Ленинградский фронт. (26)Мама — с госпиталем, папа — в авиаполк. (27)Начинали войну на У-2. (28)Никакого серьёзного оснащения на самолётах не было, даже радиосвязи. (29)Но ведь воевали!

(30)Однажды, когда папа во главе эскадрильи этих двухместных самолётов возвращался с задания, он увидел внизу, на шоссе, ведущем в Ленинград, сломанный санитарный автобус. (31)Возле него возился водитель, пытаясь устранить поломку. (32)И отчаянно махала кофтой нашим самолётам медсестричка. (33)И сверху папа увидел, что по этому же шоссе и тоже в сторону города движется колонна немцев. (34)И вот-вот автобус с ранеными, с шофёром и медсестрой окажется у них на пути. (35)Исход такой встречи был предрешён.

— (36)Знаешь, я сразу о Гале подумал. (37)На месте этой сестрички могла быть и она. (38)И тогда я просигналил крыльями команду: «Делай, как я» — и пошёл на посадку перед автобусом. (39)Когда приземлились и пересчитали людей, оказалось, что всех не забрать, что трое остаются за бортом. (40)Я прикинул мощность машин и в некоторые распределил не по одному, а по два человека. (41)И один из лётчиков закричал тогда: «Командир, хочешь, чтобы я гробанулся! (42)Не полечу с двумя! (43)Себе-то одного посадил...» (44)Я-то знал, что его машина надёжнее, но спорить не стал, некогда было спорить. (45)Говорю: «Полечу на твоей, а ты бери мою машину».

(46)Вообще-то вся эта история кажется специально придуманной для кино, для непременного использования параллельного монтажа, чтобы ещё больше накалить страсти. (47)Вот раненые с трудом карабкаются по фюзеляжу в кабину, а колонна фрицев марширует уже в пределах видимости, а вот взлетает в небо первый наш самолёт с раненым, и немец готовит свой «шмайссер» к стрельбе... (48)Ну, и так далее... (49)И в реальной жизни, когда взлетал последний лётчик, фашисты действительно открыли стрельбу... (50)А потом об этом случае писали в газете, но беспечная наша семья, конечно, её не сохранила.

(51)Эти мои заметки я пишу сейчас не только для того, чтобы, пусть и запоздало, признаться в любви к своим прожившим очень нелёгкую, но такую честную жизнь родителям. (52)Были миллионы других таких же советских людей, которые одолели фашизм и не потеряли человеческого лица. (53)И я очень не хочу, чтобы они были забыты.

(по Н.Н.Никитайской)
Наталия Николаевна Никитайская (род. в 1943 г.) — русская советская и российская театровед, прозаик, поэтесса.

(13)Особенно тягостными были для меня первые дни сидения в этом угольном каземате. (14)Покупатели являлись нечасто, поэтому скучать приходилось главным образом в одиночестве. (15)Сидя на стуле, я глядел на кучу угля, над которой в серебристой полоске солнечного луча, падавшего из окна, танцевали мириады угольных пылинок.

(16)Когда глаза мои полностью освоились с царившим вокруг полумраком, моё внимание привлекла лежавшая в одном из тёмных углов подвала куча того, что теперь называют макулатурой. (17)Здесь были старые газеты, журналы, непереплетённые книжки собраний сочинений разных писателей. (18)По мере надобности дядя Володя брал из этой кучи бумагу и относил её в лавку для завёртывания покупок.

(19)Как только эта куча попалась мне на глаза, я принялся читать книгу за книгой и в сравнительно небольшой срок прочитал полные собрания сочинений Гауптмана, Ибсена, Гамсуна, Метерлинка и ничего или почти ничего в них не понял.

(1)На Галицкой площади был огромнейший рынок. (2)Как раз в том месте площади, где кончался Бибиковский бульвар, был построен ряд новых деревянных лавок. (3)Одна из этих лавок была дяди Володина. (4)Торговля в этой лавке велась дёгтем, колёсной мазью, мелом для побелки стен — в общем, всем, что могло понадобиться крестьянам, привозившим на рынок продукты своего хозяйства. (5)Кроме того, торговали древесным углём, употреблявшимся в те времена повсеместно для жаровен и самоваров.

(6)Держать уголь в лавке было нельзя, так как он всё вокруг пачкал. (7)Весь запас этого товара хранился в специальном амбаре. (8)Было, однако, хлопотно каждый раз закрывать лавку и отправляться с покупателем в амбар, чтобы отпустить уголь. (9)Поэтому дядя Володя придумал, чтоб на время летних каникул мы с братом по очереди сидели в амбаре и отпускали покупателям уголь.

(10)Этот амбар — огромнейший погреб, то есть наполовину врытый в землю сарай с серым цементным полом и потолком и такими же цементными стенами. (11) В этом бункере имелось лишь одно крошечное, забранное железной решёткой окно, к тому же находилось оно не на обычном уровне, как в домах, а высоко под потолком, как это делается в тюрьмах. (12)Кроме маленького кусочка неба, в это окно ничего не было видно.

(13)Особенно тягостными были для меня первые дни сидения в этом угольном каземате. (14)Покупатели являлись нечасто, поэтому скучать приходилось главным образом в одиночестве. (15)Сидя на стуле, я глядел на кучу угля, над которой в серебристой полоске солнечного луча, падавшего из окна, танцевали мириады угольных пылинок.

(16)Когда глаза мои полностью освоились с царившим вокруг полумраком, моё внимание привлекла лежавшая в одном из тёмных углов подвала куча того, что теперь называют макулатурой. (17)Здесь были старые газеты, журналы, непереплетённые книжки собраний сочинений разных писателей. (18)По мере надобности дядя Володя брал из этой кучи бумагу и относил её в лавку для завёртывания покупок.

(19)Как только эта куча попалась мне на глаза, я принялся читать книгу за книгой и в сравнительно небольшой срок прочитал полные собрания сочинений Гауптмана, Ибсена, Гамсуна, Метерлинка и ничего или почти ничего в них не понял.

(20)Однажды, роясь в куче бумажного хлама, я вытащил какую-то старую, истрёпанную книжонку, в которой листочки еле держались, а некоторые и вовсе были оторваны. (21)Обложка истёрлась до такой степени, что мне с трудом удалось прочитать название. (22)Это были сказки Ганса Христиана Андерсена. (23)Я хотел эту книжку тут же бросить обратно в кучу, но подумал: если она так сильно потрёпана, то это потому, должно быть, что её читали многие люди, а раз так, то, наверное, она интересная. (24)Я начал эту книгу читать и уже не мог от неё оторваться. (25)Хотя я уже знал в то время, что сказки — это неправда, мне казалось, что в этих сказках изображена самая настоящая, самая доподлинная жизнь.

(26)Особенно сильное впечатление произвела на меня в этой книжке история, которая называлась «Гадкий утёнок». (27)Я очень сочувствовал бедному утёнку, потому что мне самому приходилось в жизни терпеть много обид: и от страшной собаки, и от бешеного Стёпки-растрёпки, и от ребятишек, которые дразнили меня, и от насмешливых покупателей. (28)Кроме того, мне пришлось остаться в подготовительном классе на второй год, и меня всё время сверлила мысль, что, как только окончится лето, я снова пойду в школу и все ребята, с которыми я учился в прошлом году, будут подходить ко мне и с презрением говорить: «Эх, ты! (29)Остался на второй год! (30)Мы теперь будем первоклассники, потому что мы умнее! (31)А ты глупый! (32)Ты глупый гадкий утёнок, вот ты кто!»

(По Н.Н. Носову)
Николай Николаевич Носов (1908–1976) — писатель-прозаик, драматург, киносценарист.